Адриан Митрофанович Топоров — учитель с большой буквы

Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший 

Краєзнавчий калейдоскоп - Краєзнавчі цікавинки

11.10.2011 18:16 Обновлено 03.10.2016 09:19 Автор: Unsvet

Со слов самого А. М. Топорова, девизом всей его учительской работы был: «Кто ищет — тот всегда найдет».

А. М. Топоров родился в 1891 году в селе Стойло Курской губернии в семье крестьян-бедняков. Жили в одной комнатушке с земляным полом — 15 душ. Зимой к ее обитателям добавлялись ягнята, утята, цыплята и другая живность. Уже восьми лет от роду Адрияша (так звали его в семье) плел лапти. В 9 лет начал работать в поле. Учился в церковно-приходской школе села Бродок, в 6 верстах от дома, а в 13 лет (вопреки воле отца и дяди) ушел из дома в более отдаленное село Каплино, где и окончил местную учительскую школу.

Сам А. М. Топоров так писал об этом периоде своей жизни:
«Мечтал ли я тогда об учительском поприще? Вряд ли. Тянуло ли меня к знаниям? Пожалуй, и этого нельзя сказать. Любознательность, конечно, была, но наставники наши делали все, чтобы убить ее на корню. «Светских» книг мы почти не читали, о газетах и журналах понятия не имели. Нас не учили думать, а учили верить, воображение преследовалось, поощрялась только память. Даже арифметические правила надо было запоминать без рассуждений, как молитву...».

Культурно-просветительская работа этого незаурядного человека началась еще до революции 1917 года — сначала в тогдашней Курской губернии, далее в городе Барнауле, а затем в небольшом алтайском селе Верх-Жилино. Здесь он стал одним из организаторов знаменитой сельскохозяйственной коммуны «Майское утро». В местной школе в течении почти 20 лет он учил грамоте не только детишек, но и их родителей, дедушек, бабушек. Адриан Митрофанович создал в этом глухом краю богатейшую библиотеку, народный театр, небольшой краеведческий музей, а также хор и оркестр. С первого дня создания коммуны он организовал уникальные чтения художественной литературы. Коммунары не только слушали произведения классиков и современных писателей, но и высказывали о каждой книге свои замечания, в которых скрывались зачастую глубокие мысли. Со временем накопленный материал вылился в книгу «Крестьяне о писателях». Аналога ей не было и до сих пор нет нигде в мире. Книга, вышедшая в 1930 году, сделала имя ее автора известным не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами (в США, Австралии, Швейцарии, Польше и других странах). В дальнейшем она выдержала еще 4 издания.

Среди людей, знавших Топорова или друживших с ним, — знаменитые писатели М. Горький, К. Чуковский, В. Вересаев, С. Залыгин, А. Твардовский, М. Исаковский, А. Новиков-Прибой, Е. Пермитин, космонавт Г. Титов и другие известные личности. Высоко отзывался о его творчестве великий украинский педагог В. Сухомлинский. Покойный губернатор Алтайского края, популярный в прошлом артист Михаил Евдокимов заявил когда-то, что его малая родина Алтай прославлена четырьмя именами: Н. Рерихом, В. Шукшиным, Г. Титовым и Адрианом Топоровым. А. М. Топорову посвящали свои книги разные авторы. Есть книги, написанные и о самом Адриане Митрофановиче. О нем снимались документальные фильмы: «Незримый пассажир» (авторы сценария — журналист Борис Аров и поэт Эмиль Январев) и «Майское утро» (1988 г., автор сценария и режиссер Роллан Сергиенко).

В 1910 году А. М. Топоров познакомился с Леонидом Петровичем Ешиным. Главной ценностью небогатой дворянской семьи Ешиных была старинная фамильная библиотека — тысячи томов художественной и научной литературы. В этой семье было принято читать книги вслух и затем обсуждать их. Вот что писал Топоров:
«...Только в этой семье я понял, для чего на свете писались и пишутся книги. Здесь начали меня по-настоящему просвещать, очищая мою голову от того мусора, которым набили ее две церковно-приходские школы. Книги, беседы, чтения, игры, вся атмосфера этого дома сослужили мне в будущем великую службу...».

Был в жизни Адриана Митрофановича и второй замечательный человек — священник Иннокентий Серышев. С ним Топоров познакомился в глухом алтайском селе Верх-Жилино. Дом священника был поистине музеем: на полках, в шкафах, на этажерках лежали археологические, ботанические, энтомологические, минералогические коллекции. Богатейшая библиотека содержала и дары эсперантистов со всего мира. Батюшка способствовал продолжению самообразования А. М. Топорова, пристрастил его к изучению эсперанто. И тот мог, сидя в захолустном селе, переписываться с людьми со всей планеты. Был даже принят в члены международной организации эсперантистов с центром в Женеве.

Жена А. М. Топорова — Мария Игнатьевна — была родом из богатой купеческой барнаульской семьи. Обладая приятной внешностью и будучи замечательной хозяйкой, она могла рассчитывать на прекрасную партию, но влюбилась в бедняка учителя и уехала за ним в алтайскую глушь. После войны между Адрианом и Марией Топоровыми произошла ужасная размолвка. А. М. Топоров вышел из сталинских лагерей и вернулся на родину — в Старый Оскол.
Здесь он обнаружил пропажу всего своего литературного архива, скрипки уникальной итальянской работы и библиотеки, содержавшей без малого 1,5 тысячи томов. Все это было уничтожено фашистами в период оккупации Белгородщины. Со слов своей сестры Екатерины, не зная всех подробностей, Адриан Митрофанович обвинил в произошедшем жену, хотя Мария Игнатьевна имела всего лишь 15 минут на сборы, когда уходила из Старого Оскола с нашими отступающими войсками. Но Топоров не мог простить ее. Тогда вмешались сыновья. Они передали матери, что их отца от депрессии может спасти только музыка. Мария Игнатьевна в Вене по случаю приобрела скрипку и через сыновей передала ее Адриану в Старый Оскол. Оказалось, что это скрипка работы великого Амати. Некоторое время спустя сыновья рассказали отцу, как на самом деле было с потерей его имущества в годы войны, и откуда взялась скрипка. Супруги Топоровы, помирившись, с тех пор и до самой смерти Марии Игнатьевны не расставались уже больше никогда.

В начале 30-х годов, будучи на отдыхе в крымской Феодосии, А. М. Топоров не удержался и вступил в борьбу с тамошними бюрократами, едва не погубившими многое из наследия великого художника И. К. Айвазовского. Именно после его гневной статьи в популярной московской газете «Комсомольская правда» под названием «Толстокожие» городские власти Феодосии вынуждены были восстановить знаменитый фонтан «Доброму гению», увеличили пенсионное содержание вдове художника-мариниста — Анне Никитичне.

Потому неслучаен был вывод членов карательной комиссии, приезжавшей в коммуну с очередной проверкой из города Барнаула: «Чтением литературы, тоскливыми скрипичными мелодиями Чайковского и Римского-Корсакова учитель Топоров расслабляет революционную волю трудящихся и отвлекает их от текущих политических и экономических задач». Во многом из-за своих таких противоположных черт характера как интелегентность и решительность А. М. Топоров вынужден был в 1932 году под давлением районных и краевых властей покинуть столь любимый им Алтай. Гонениями и преследованиям он подвергался и дальше, работая в уральском городке Очер, и в подмосковном Раменском. В 1937-1943 годах А. М. Топоров прошел и «сталинские университеты» — 6 пересыльных тюрем и 3 исправительно-трудовых лагеря.

В 1943 г. Адриана Митрофановича освободили из заключения. Выйдя за ворота, по совету одного из лагерных старожилов, он сломал ложку, прослужившую ему верой и правдой этих шесть ужасных лет, для того, чтобы уже никогда не возвращаться в этот ад. Его направили в ссылку в одно из татарских сел. В 1944 году власти смилостивились, отпустив Топорова на малую родину, в только что освободившееся из-под оккупации село Стойло тогда еще Курской, а ныне Белгородской области. Но в 1947 году А. М. Топоров снова оказался в ссылке в Казахстане, в городе Талды-Кургане. И только еще два года спустя наконец-то заканчиваются его мытарства и бесконечные переезды. В 1949 году А. М. Топоров окончательно воссоединяется с семьей в Украине, сначала в Житомире, а затем переезжают в Николаев.

В Николаеве Адриан Митрофанович Топоров продолжал активную литературно-общественную деятельность. С 1980 года — член Союза писателей. В николаеве были написаны его новые книги: «Воспоминания», «Я — учитель», «Мозаика». Книги о своей жизни, о людях, с которыми встречался. Он часто приходил в редакцию главной тогда газеты «Южная правда», был ее активным автором, посещал занятия литературного объединения. Общение с ним, по отзывам современников, духовно обогащало окружающих.

Был в то время в Николаеве полупрофессиональный симфонический оркестр, в котором играло немало преподавателей музыкального училища, музыкальных школ и других музыкантов, в том числе на скрипках — Адриан Митрофанович и его внук Вова. А. М. Топоров был членом общественного совета областной научной библиотеки им. А. Гмырева. В конце 50-х годов ее помещение стало слишком тесным и непригодным для дальнейшей плодотворной работы. И именно его страстные публикации в центральной и николаевской прессе немало способствовали выделению нового, известного теперь всем горожанам здания рядом с популярным кинотеатром «Родина». Ему до всего было дело. Его статьи и заметки в николаевских газетах той поры страстно призывали развивать культуру в городе, обличали бюрократов и чиновников, виновных в том, что по городу нельзя пройти из-за плохих дорог или огромного количества бездомных собак...

Адриан Митрофанович был замечательным краеведом, одним из тех, кто вернул николаевцам давно забытые имена: историка, писателя и общественного деятеля Г. Н. Ге; ученого, исследователя Черного моря З. А. Аркаса; ученого, «украинского Ломоносова» В. Н. Каразина и многих других. Его особенно любили приглашать в молодежные коллективы — школы, техникумы, институты. В Николаеве и сегодня живут ученики, добрые друзья и биографы А. М. Топорова — ученые и литераторы Т. К. Пересунько и Е. Г. Мирошниченко.

Одним из ярких событий того времени был полет в космос Г. С. Титова. 6 августа 1961 года, возвращаясь утром с почтамта, Адриан Митрофанович из раскрытого окна одного из домов услышал голос радиодиктора Левитана, что в космос полетел корабль «Восток-2» на борту с летчиком-космонавтом Германом Степановичем Титовым. Герман был сыном коммунаровцев Степы Титова и Александры Носовой, учителем и наставником которых в 20-30-е годы в коммуне «Майское утро» на Алтае был Топоров. Летом, 20 августа 1963 года, космонавт приехал с частным визитом в Николаев — в гости к Адриану. Герман Степанович много и увлекательно рассказывал о полете в космос, о своих зарубежных путешествиях, нравах и обычаях иноземцев. А уже на следующий день, 21 августа, раздав сотни автографов, он отбыл в Одессу. После этого Герман Титов посетил наш город еще раз, но уже по официальному приглашению областных и городских властей. И вновь сам космонавт пожелал увидеть своего «духовного» деда. Позже Герману Степановичу Титову было присвоено звание Почетного гражданина города Николаева.

В Николаеве Адриан Митрофанович Топоров прожил 35 лет (с 1949 по 1984 годы). Похоронен в почетном секторе городского Мешково-Погореловского кладбища. В честь Топорова названа улица в районном центре Косиха Алтайского края, где прошла значительная часть его жизни. А недавно появились и мемориальные доски известного писателя и просветителя: в Барнауле — в 2003 году, в Николаеве — в 2009 году, в доме № 8 по ул. Адмирала Макарова, изготовленная николаевскими скульпторами — Юрием и Виктором Макушиными.
В наши дни в городах Белгороде и Николаеве проведены Топоровские чтения для культурной общественности этих регионов. Материалы из его творческого наследия опубликованы в различных печатных изданиях Украины, России и Казахстана.

К 125-летию выдающегося педагога, писателя и публициста в Николаевской ОУНБ им. А. Гмырева пройдут VII Топоровские чтения (октябрь 2016 г.), будет издан биобиблиографический указатель «Справа його життя».

О долгой, трудной и необыкновенно интересной жизни Адриана Топорова идет речь в документальной повести «О чем рассказал архив», написанной в 1991 году младшим сыном писателя Германом Топоровым. Основой книги стал обширный литературно-биографический архив Адриана Митрофановича, включавший изданные и неизданные произведения, переписку, статьи, многие семейные документы, переданный им сыну незадолго до смерти. В 2006 году книга была отредактирована, дополнена новыми материалами. В 2011-м повесть в полном виде была издана в Николаеве и Белгороде.

Предлагаем вашему вниманию интересные фрагменты из этой книги.

О «Добром гении»

«...Топоров поспешил осмотреть Феодосию и, прежде всего, места, связанные с личностью И. К. Айвазовского. Нечто возвышенное, освященное человеческой памятью, он ожидал встретить здесь...

Увы! Адриан Митрофанович был ошеломлен кощунственным отношением феодосийцев к памяти великого земляка. Без прежней восторженности, с гнетущим тревожным чувством шел Топоров к знаменитой Картинной галерее им. И. К. Айвазовского...

Встретившись с женой знаменитого художника, Анной Никитичной, Топоров узнал о ее бедственном положении.
Трудно мне от всего этого, — горько и просто стала жаловаться она. — Ну да все бы ничего... А вот последнее — смертельно обидело, потрясло, хоть не живи. Сняли статую с фонтана «Доброму гению». Сказали мне, горсовет постановил. Вы знаете, почему так дорога мне эта статуя? Раньше город страдал без питьевой воды. А в моем имении Субаш, за 25 верст отсюда, питьевой воды было вдоволь, артезианской, чистой. И проложили оттуда на наши с Иваном Константиновичем деньги трубы до самой Феодосии. Здесь знали, что вода пришла из моего имения, и в память об этом построили красивый, самый большой в городе фонтан с изваянием, который и назвали «Доброму гению». Посмотрите.

Анна Никитична нашла в семейном альбоме фотографию и подала Топорову. На фотографии был снят озаренный солнцем фонтан, посередине которого стояла статуя прекрасной молодой женщины. В протянутой городу руке она держала чашу, из которой рассыпались вниз щедрые хрустальные струи. Несколько ребятишек, вытянувшись через борт и закинув головы, ловили их ртами.

— Таким был этот фонтан со статуей «Доброму гению»...
— Где же эта прекрасная статуя? На фонтане ее нет.
Свергли же ее. Пойдемте, я покажу.

На полу подвала, куда привела Топорова Анна Никитична, валялась статуя с фонтана «Доброму гению»...

Провожая Топорова, Айвазовская подарила ему фотографию фонтана с изваянием «Доброму гению».

Нетрудно представить, каким яростным возмущением дышала большая статья Топорова «Толстокожие», написанная по следам поездки в Феодосию. Но трудно — совершенно невозможно — представить, как все же вняли этому гневному гласу руководящие работники столичных искусствоведческих организаций и издательств. Обратимся к самой статье, опубликованной после долгих «хождений по мукам» в «Комсомольской правде» (№37 за 1937 год). Вот что писалось тогда в примечании «От редакции»:

«Тов. Топоров принес свою статью сначала в редакцию газеты «За коммунистическое просвещение». Оттуда ее переправили в Наркомпрос, тот переслал в музейный сектор Комитета по делам искусств при СНК СССР. Музейный сектор передал в газету «Советское искусство», которая в пятое посещение Топоровым редакции вернула статью, заявив: «Мало ли таких дел, как в Феодисии?»

...После статьи «Толстокожие» Топоров получил много благодарственных писем: от Анны Никитичны, ее родных, рабочих Феодосии. Крымское правительство быстро устранило все бесчинства феодосийских властей. Анне Никитичне увеличили пенсию, привели в порядок ее квартиру и фонтаны, связанные с именем И. К. Айвазовского...»

Повеяло 1937 годом...

«...Повеяло 1937 годом, пахнуло злым ветром с Урала.

Не забыли о Топорове в Очере «обиженные» им «отцы просвещения» и районные верха. В страстном рвении отомстить поспешили создать в духе времени черное досье на Адриана Митрофановича. Потрясли, как и где положено, давнего очерского друга Топорова, по рекомендации которого в 1932 году и состоялось его переселение из «Майского утра». Многое писал в свое время этому «другу» Адриан Митрофанович о своих алтайских и сибирских злоключениях, связанных с селькоровской неуемностью и обидами некоторых литераторов на нелицеприятную критику коммунарами их произведений.

В письме очерскому другу (тогда без кавычек) Топоров в 1932 году писал:
«...Вот как расправились со мной районные профсоюзные деятели —
СЛУШАЛИ:
Об исключении Топорова из профсоюза. Докладчик Кокорин.
ПОСТАНОВИЛИ:
Топорова исключить из членов Союза, снять звание красного учителя за антисоветское отношение к школе, за идеологическое искривление в работе коммуны... Судить показательным судом. Все это осветить в печати».

...Нашлись в Очере и «эрудиты», которые раздобыли для досье еще более весомые доказательства. Вот эти, например.

Журнал «Октябрь», Москва, №12 за 1930 год. Пишет не кто-нибудь, а знаменитейший по тем временам столичный писатель Федор Панферов, автор романа «Бруски», резко раскритикованного коммунарами:
«...Есть другая критика, критика, враждебная самой идее произведения, критика учителя из коммуны «Майское утро» Топорова, который работает исключительно в угоду деревенского идиотизма».

Или это, например:
«...Книга Топорова «Крестьяне о писателях» — образец беспринципной, антимарксистской критики литературных произведений».

1937 год (из дневника Германа Топорова)

«В моей жизни произошел неожиданный и трагический поворот. То, что случилось, раньше показалось бы мне бредом, глупой фантазией. Но это произошло...как гвоздь вколотили в душу. Гнетут вопросы: Почему? Что, правда?..

Несчастье пришло в нашу семью 17 мая, в тот день, когда окончились основные занятия в школе.

...Интересная жизнь сложилась у меня в Раменском: учусь в одной городской школе, живу в другой, где работает отец. Между школами три километра: то пешком, то на электричке...

Поднялся на второй этаж, иду к комнате, которую мы занимаем... Навстречу мне глянуло заплаканное, с тоскливыми жуткими глазами лицо матери.
Сынок! Папу нашего арестовывают, — выкрикнула она и задохнулась в новых рыданиях.
Мария, — заговорил отец, — сын, не бойтесь. Это Очер мне пакостит. Но все выяснится, кончится хорошо, как было не раз.

Постепенно мать затихла. Так втроем, тесно прижавшись друг к другу, молча простояли мы все время, пока шел обыск. Было еще светло, когда он окончился, и широкоплечий человек (очевидно, старший) кивнул отцу и сказал:
Вы пойдете с нами... Теплые вещи прихватите.
Я и мать похолодели от этой сдержанной суровой заботы: значит, предстоит долгая разлука...

Адриан Митрофанович внимательно просмотрел протокол изъятия и расписался. Изъяты: один из пяти наличных экземпляров книги «Крестьяне о писателях», хлопчатобумажный платок исполнения 1925 года, письма литераторов Зазубрина, Аграновского, Сосновского, сборник речей Луначарского.

С 19 мая начались наши ежедневные поездки к Бутырской тюрьме. Но чего можно было добиться перед всегда наглухо закрытыми воротами с небольшим круглым глазком, тоже закрытым изнутри. Лишь через три дня мы разобрались, где справочная тюрьмы. Долго стояли там в хмурой, разговаривающей шепотом очереди. Узнали: отправлен на Урал — для следствия...

Потом будут еще аресты нескольких знакомых учителей, будет письменное предписание нового директора школы №5 об освобождении комнаты в двухдневный срок и выезд с довольно громоздким багажом...»

«Счастья» Адриана Топорова

«Дальнейшая жизнь Адриана Митрофановича — конечно, это эпопея: шесть тюрем, два лагеря. ...Эпопея была жуткая: Топоров не однажды стоял у грани земного существования, но при этом не один раз он испытал и «великие счастья» особого тюремно-лагерного оттенка.

...В архиве есть запись А. Топорова:
«Когда меня спрашивают о самом счастливом дне моей жизни, я отвечаю: 29 октября 1937 года, когда свердловская спецколлегия на судилище в Перми пожаловала мне всего «пятерку». Ведь брехало на меня 9 очерцев, собравших всю грязь, вылитую на меня в Сибири и на Урале».

Срок его заключения кончался 17 мая 1942 года. Однако, видимо, по какой-то секретной инструкции, освобождение «политических» еще квалифицировалось как опасное для государства. Лишь весной 1943 года, когда в военных событиях наступил перелом, в лагерный барак прибежала вольнонаемная сотрудница управления. Крикнула:
Топоров, свобода! Поздравляю!

22 апреля 1943 года — день очередного лагерного «счастья» Адриана Митрофановича. На прощанье одна из узниц — жена репрессированного и расстрелянного офицера, «на полном серьезе» сунула в карман Топорову потускневшую и обгрызенную по краям деревянную ложку:
— Адриан Митрофанович, за зоной сломайте эту ложку и киньте обратно. И больше никогда не попадете за проволоку.

Убежденный, даже воинствующий, атеист Топоров тоже «на полном серьезе» выполнил наставление своей доброжелательницы.

...После шестилетней каторги так хотелось думать о лучшем. Понимал, что не допустят его к просветительской работе. Считал единственным средством для духовного возрождения издание второй книги «Крестьян», был уверен, что ждут его в слободе Казацкой рукописи отзывов о классиках русской и зарубежной литературы с его исследовательскими очерками... Не доскал и мысли, что на ТАКОЕ может подняться чья-то — пусть даже вражеская — рука.

Эти светлые надежды, живительный прилив духовных сил были последним огромным счастьем, венчавшим шестилетнюю тюремно-лагерную эпопею Адриана Митрофановича».

Космический виток главной легенды

«До 1961 года Адриан Митрофанович был не слишком горячим сторонником устремления человека в космос и ценил эту безжизненную область разве что за отсутствие в ней «мерзопакостных земных явлений». Однако неожиданное сплетение его жизни с космонавтикой поколебало его прежние взгляды. По крайней мере, в отношении Космонавта — 2. вот, например, отрывок из его письма:
«10 октября 1962 года, г. Николаев, УССР
Милый Гера!
Вы в моем представлении — СВЕРХГЕРОЙ, совершивший два чуда: покорение космоса и воскрешение меня из «мертвых»»...

Николаевский Солженицын

«Многие, кто знал Адриана Митрофановича нередко называли его «николаевским Солженицыным», имея в виду конечно, не столько его литературные способности, сколько определенные черты характера, ГУЛАГовское прошлое и последнее место жительства в южноукраинском городе Николаеве.

Так, в 20-е годы прошлого века этот бесстрашный человек, выступая перед учениками в школе или на любой самой высокой трибуне, мог заявить, например, что в большинстве своем советская литература и вподметки не годится литературе классической. И, наверное, только он мог в те смутные времена читать детям на уроках и заучивать с ними наизусть стихотворения Мережковского, Есенина, превозносить им как бессмертные творения будущего Нобелевского лауреата Ивана Бунина, а тогда практически запрещенного политэмигранта из Парижа.

Не боялся он заступаться за людей, находящихся на подозрении у «компетентных органов»...

Топорову, что греха таить, были приятны сравнения с А. И. Солженицыным. Он живо интересовался творчеством Александра Исаевича и неоднократно предсказывал его книгам бессмертную и всенародную славу.

В доказательство тому — рукопись воспоминаний Адриана Митрофановича Топорова «Я — из Стойла», датированная 1970 годом и тогда же предложенная им ряду советских издательств и научных учреждений. В этих мемуарах он назвал писателя Солженицына «продолжателем заветов Льва Толстого и Достоевского в благородной борьбе за торжество правды, справедливости, совести и человечности»...

В 1963 году после более чем 30-летнего перерыва были переизданы в Новосибирске знаменитые топоровские «Крестьяне о писателях». Сотни надписей на собственных книгах сочинил Адриан Митрофанович тогда, но один из первых автографов отправился в Москву — а в адрес главного редактора журнала «Новый мир» А. Твардовского.

«...Наша страна, — писал Топоров, — пережила две величайшие трагедии: Отечественную войну и сталинщину. Первая трагедия достаточно полно отражена в науке, художественной литературе и изобразительном искусстве, мимо второй они трусливо прошли. И только вы оказались истинным рыцарем без страха и упрека, давшим на страницах «Нового мира» слово Солженицыну, Горбатову и др., чтобы заклеймить тиранию великого инквизитора... В знак моего благоговейного преклонения перед Вашей личностью примите в дар этот простодушный труд — опыт крестьянской критики художественной литературы. А. Топоров».

Музыка для Топорова
Учителю родителей Космонавта-2
Играет камерный оркестр
для юбиляра Топорова,
как будто истово окрест
шумит осенняя дубрава.

Играет, собственно, ему,
но незаметно, постепенно
и мы уже по одному
продуты вьюгою Шопена.

Искусы века поборов,
необоримые порою,
сидит на сцене Топоров
и наслаждается игрою.

За то, что обучал добру
и проживал не в хате с краю,
ему сегодня не муру,
а только классику играют.

Растрогался, слезу смахнул,
бледнее стал и отрешеннее.
Он в жизни всякого хлебнул!
Он причащается гармонии.

Сломил последнюю хулу,
сквитался с кривдою последней
и шепчет музыке хвалу —
красивый, девяностолетний...
                             Эмиль Январев

В день похорон
А. М. Топорову
Он век почти с упорством пилигрима
Шел ради цели трудной, но святой,
Не проходя нигде в дороге мимо
Рожденного Добром и Красотой.
Он не страшился ни трудов, ни злобы,
Дав клятву жить, не тлея, а горя, —
И в хмурый мир, в таежные трущобы
С ним приходила майская заря.
Неукротим, горяч — он был из клана
Неистовых служителей огня.
Возникнув, точно пламя из вулкана,
Он шел, с дороги сумраки гоня.
Приязнь и гнев, восторги и обиды!
Во взлете и на склоне лет.
Он был из тех, что в жизни, как болиды,
Сгорая, яркий оставляют след.
И все еще, хоть тих он перед нами,
Мысль не приемлет смерти торжество.
Вулкан потух? — нет, это просто пламя
Вернулось в глубь, исторгшую его.
                                           Герман Топоров


Литература:

Аров Б. Акварели родного города : о Николаеве и николаевцах : очерки, интервью, встречи. — Николаев : Атол, 2002. — С. 132-136.

Аров Б. Космонавт и его незримый пассажир / Б. Аров // Вечерний Николаев. — 2011. — № 41. — С. 3.

Аров Б. Неустанный просветитель / Б. Аров // Южная правда. — 2009. — № 12. — С. 3.

Бойчук С. Новые находки о семье Аркасов / С. Бойчук // Южная правда. — 2013. — № 42. — С. 3.

Бойчук С. Он был учителем / С. Бойчук // Родной причал. — 2011. — № 35. — С. 2.

Как космонавт Титов гостил у Топорова // Вечерний Николаев. — 2010. — № 129. — С. 5.

Кураса Е. Увековечена память А. Топорова. Писателя. Учителя. Человека / Е. Кураса // Вечерний Николаев. — 2009. — № 113. — С. 4.

Маргулис С. Свет ярких жизней / С. Маргулис // Южная правда. — 2013. — № 40. — С. 3.

Николаевский след советского писателя и узника ГУЛАГа Топорова // Николаевские новости. — 2011. — № 107. — С. 8.

Николаевцы : энциклопедический словарь. — Николаев : Возможности Киммерии, 1999. — С. 325.

Первые Топоровские чтения // Вестник Прибужья. — 2010. — № 11. — С. 1.

Реабілітовані історією : у 27 т. Кн. 4. : Миколаївська область. — Київ ; Миколаїв : Світогляд, 2008. — С. 486-488.

Стыров П. Уроки Адриана Топорова / П. Стыров // Альманах библиофила. Вып. 14. — Москва : Книга, 1983. — С. 37-48.

Топоров И. Интересное это занятие — жить на земле! / И. Топоров // Южная правда. — 2016. — № 102. — С. 3.

Топоров А. М. Мозаика : из жизни писателей, художников, композиторов, артистов, ученых / А. Топоров. — Київ : Дніпро, 1985. — 126 с.

Топоров Г. А. Николаевский Солженицын, или О чем рассказал архив : документальная повесть / Г. А. Топоров. — Белгород : Константа, 2011. — 128 с.

Топоров И. Один из последних рыцарей культуры XX века / И. Топоров // Южная правда. — 2014. — № 82. — С. 4.

Топоров Г. А. О чем рассказал архив : документальная повесть / Г. А. Топоров. — Николаев : Издательство Ирины Гудым, 2011. — 88 с.

Топоров И. Мозаика / И. Топоров // Южная правда. — 2013. — № 125. — С. 3.

Топоров И. Августейший стихотворец / И. Топоров // Южная правда. — 2011. — № 95. — С. 3.

Топоров И. Г. Адриан Топоров. Воспоминания о деде : очерк. / И. Г. Топоров. — Николаев : Издательство Ирины Гудым, 2010. — 48 с.

Топоров И. Писатель и просветитель Адриан Топоров / И. Топоров // Вестник Прибужья. — 2011. — № 36. — С. 2.

Топоров И. Юбилей Адриана Топорова, писателя и просветителя / И. Топоров // Новая николаевская газета. — 2011. — № 35. — С. 2.

Украинская советская энциклопедия. Т. 11 : кн. 1. — Киев : УСЭ, 1984. — С. 210.

Умеренков А. Здравствуй, город корабелов : путеводитель. / А. Умеренков. — Одесса : Маяк, 1986. — С. 89.

Хасхачих Л. Мы помним Вас, Адриан Топоров / Л. Хасхачих // Родной Причал. — 2013.— № 36. — С. 1.

Шкварець В. П. Повоєнна та сучасна Миколаївщина : монографічне історико-краєзнавче дослідження / В. П. Шкварець, Є. Г. Горбуров, К. Є. Горбуров. — Миколаїв : Видавництво Шамрай, 2008. — С. 149.

Январев Э. Эхо на площади : стихи / Э. Январев. — Одесса : Маяк, 1987. — С. 60-61.


Интернет ресурсы:

http://akunb.altlib.ru/files/LiteraryMap/Personnels/toporov.html

http://www.koriolan.org.ua/?p=57

http://www.ap.altairegion.ru/031-09/3.html

http://ps.1september.ru/article.php?ID=200507924

http://magazines.russ.ru/oz/2004/2/2004_2_53.html

http://new.hist.asu.ru/biblio/sudbi/B7.html

http://www.vn.mk.ua/stories.php?id=2701

http://miresperanto.narod.ru/eminentuloj/kosmos.htm

http://prostor.ucoz.ru/publ/4-1-0-1916

http://www.niknews.mk.ua/2011/09/06/nikolaevskij-sled-sovetskogo-pisatelja-i-uznika-gulaga-toporova/

http://methodist-city.blogspot.com/2011/05/blog-post.html